Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь…. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно.
А. П. Чехов «Чайка»
В феврале, самом суровом и безнадежном месяце в году, в театре «Русская антреприза» им. А. Миронова прошла премьера «Господ Г.» по одному из самых сильных и оставляющих тягостное впечатление произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина. И спектакль Влада Фурмана получился необычайно ярким, пронзительным, завораживающим и… страшным.
В центре его — история семьи Головлевых, которая динамично переходит из повествования о власти матери над сыновьями в господство Иудушки над утратившими былую силу родственниками. В начале спектакля прекрасная, величественная Арина Петровна в исполнении н. а. России Татьяны Ткач формально советуется с другими сыновьями о судьбе сына Степана, в то время как уже давно самостоятельно приняла решение. Она — сила этой семьи, волевая женщина, всего добившаяся сама. И Иудушка (з. а. России Сергей Русскин), подобострастно целуя руку матери, как прилежный ученик твердит о том, «что такое дети» и «об обязанностях детей». Но, чем меньше детей остается у Арины Петровны, тем крепче сила этого «Кровопивушки», как зовут его братья, тем больше его состояние и уверенность в своей непогрешимости. Недаром он постоянно цитирует Священное писание и обращается к иконостасу, перед которым не столько молится, сколько жалуется и сам придумывает удобный ответ. После самоубийства брата Степана (небольшая, но очень выразительная и драматичная роль Аркадия Коваля) Порфирий Владимирович хоть и по-прежнему ласков с матерью и все так же напоказ жаждет ее одобрения, но в точности до золотников записывает все, съеденное ею. А после смерти отца, роль которого замечательно и неповторимо исполняет з. д. и. России Рудольф Фурманов, Иудушка, подобно вампиру, крепнет еще больше, и почти силой пытается добиться от умирающего брата Павла распоряжений относительно его капитала. Одна из самых душераздирающих сцен в спектакле — сопротивление выбивающегося из сил Павла (з. а. России Анатолий Горин) хищнику-Иудушке. А. Горину великолепно удалось передать животный ужас и решимость ослабевшего, но не сломленного человека.
Умершие братья и отец снова появляются в виде жутковатых, кривляющихся призраков. В спектакле «Портрет Дориана Грея» Влад Фурман уже выводил на сцену подобных персонажей. Но здесь, в «Господах Г.», они производят еще большее, еще ужасное впечатление. Чем больше их становится, тем более живыми они кажутся. Они незримо будут сопровождать Иудушку на протяжении всей его жизни, представленной в пьесе, издеваясь над ним, обвиняя и мстя.
Этот спектакль, как ни один из ранее поставленных В. Фурманом, да и, пожалуй, вообще ни один из идущих сейчас на сцене театра «Русская антреприза», держит зал в постоянном напряжении. Спокойное повествование перемежается шокирующими сценами: резко хлещет по полу хлыстом разгневанная героиня Т. Ткач, полубезумный отец чертит круг со словами «Не дам фарисеям мытаря!», пытаясь уберечь Степана, взору пораженных Иудушки и матери предстает повесившийся Степан. Сильно и контрастно выглядит финал первого акта: оплакивание Павла Владимировича переходит в выяснение, кому принадлежит тарантас из его имения.
Драматизм постановки усиливает и пронзительная музыка, удачно подобранная М. Мокиенко, и великолепное световое оснащение Д. Щепеткова, и аскетично-точные декорации О. Молчанова, которым принадлежит большая роль в спектакле (особенно иконостасу). Превосходен актерский ансамбль — от главных героев до исполнителей совсем небольших, но ярких ролей, как, например, батюшки (з. а. России Л. Ниценко), доктора (К. Датешидзе) и управляющего (з. а. России Е. Чудаков).
А во втором акте — уже другая расстановка сил. Мы видим растерянную старуху в нелепом чепце, утратившую свое величие, и спокойного и жесткого Порфирия Владимировича, который без тени смущения перебивает мать, чтобы порассуждать «о милости Божьей», на которую, как он уверен, имеет полное право. И так же он не сомневается в своей правоте, когда отказывает сыну Петеньке возместить карточный долг, чем обрекает того на каторгу. Страшен тихий и ласковый голос С. Русскина, герой которого даже будто и не осознает, что убивает своего бестолкового, порывистого, но оставшегося единственным сына. К моменту приезда Петеньки и руки, и душа Иудушки уже запятнаны кровью сына Володеньки, покончившего с собой из-за неодобрения отцом его женитьбы. И в этой смерти Иудушку прямо обвиняет Петенька, роль которого блестяще исполняет молодой артист Вадим Франчук. Его демонстративное игнорирование спокойно пьющего чай отца, брошенные сквозь зубы реплики «Иудушка!» и «Убийца!», нервная дрожь рождают ощущение чего-то пугающего и неотвратимого. И оно происходит: Арина Петровна проклинает сына. Но Иудушка, вначале потрясенный этим жутким видением — кружащаяся в безумном танце мать, хрипло выкрикивающая проклятия — очень быстро приходит в себя. Смерть матери добавляет ему новых сил.
И с этими силами он старается добиться расположения очаровательной племянницы Анниньки (Нелли Попова). Омерзение и страх вызывает и у Анниньки, и у зрителей его болезненная страсть. Легкомысленная и занятая собой, племянница не обвиняет Порфирия Владимировича в смерти своих родных, но сразу же покидает его, потому что ей «скучно и страшно». И в его доме остаются только экономка Евпраксея (з. а. России Н. Мальцева) и ключница Улита (И. Комарова), которые так же, как и родные «Кровопивушки», ненавидят и боятся его. Но и они скоро покинут этот опустевший дом. Очень тихо и жутко звучит голос С. Русскина, когда Иудушка обещает экономке убить ее, «если она еще раз… без разрешения… к нему в кабинет». И впавшая в отчаяние героиня Надежды Мальцевой, у которой отняли хоть и незаконного, но единственного ребенка, бросает под ноги Иудушке ключи, оставляя его с душами доведенных им до смерти близких. И даже они отворачиваются от своего убийцы в поразительной по силе финальной сцене, когда раскаявшийся Иудушка, жалкий и состарившийся, вымолив прощение у больной, похожей на труп, такой же жалкой Анниньки, пытается докричаться до своих родных. Уже не только жалость и отвращение, но и невольное сочувствие вызывает персонаж С. Русскина. Он тщетно кричит в пустые глазницы икон, ставших окнами, в которых возникают, дразня его, призраки, о том, что «ему нужно на могилку к маменьке». Но одна за другой захлопываются окна и двери в доме, где теперь живут только призраки, одним из которых станет и Иудушка — давно мертвец по сути, питавшийся кровью живых людей. Гаснущий над склоненной фигурой Иудушки свет символизирует наступивший для него мрак, отчаянье и ужас. И закрывается окно сверху, отнимая у него надежду на прощение…
