Дом с башнями

Каменноостровский — первый проспект, нарушивший державную идею «строгого, стройного вида». Он явился, как безответственный хлыщ, сотворенный лучшими архитекторами северного югенд-стиля, такими как Лидваль, Щуко, Шауб, Гоген, Белогруд. Изменился не только фасад, но и внутреннее убранство дома. Внизу устраиваются механические прачечные, подводится паровое отопление, «кишечник» коридоров промыт и заменен светлыми холлами. Общей тенденцией становится социальная однородность, стремление к оптимальному внутреннему устройству. Отныне типичный дом состоит из 30-70 квартир — удобное число для создания кондоминиума. В «новом» доме апартаменты становятся равноценными по всем этажам. Внутри зданий проектируются подходящие для парковки дворы. Еще в первой половине ХIХ века в «среднем течении» нынешнего Каменноостровского проспекта была запланирована площадь (сейчас названная именем Льва Толстого), но пока здесь перманентно располагаются полковые казармы, слободские домишки; поблизости находятся огороды «мучных королей» братьев Башкировых.

Только в 1909—10 году, вдоль продолженного до реки Карповки Большого проспекта, а также Петропавловской улицы, которая замкнула кольцо трамвайных путей, началась застройка. Пространство преображалось более чем на десяти участках одновременно.

Получив в 1908 году специальное разрешение Государственной Думы, Карл Иванович Розенштейн приступил к строительству двух домов для себя по своим же проектам. Деньги Розенштейн брал у крупных банкиров, которые понимали, что будущий архитектор доходных домов сумеет вернуть их с процентами. Выходец из Одессы, выпускник Петербургского института гражданских инженеров, разработчик морских приборов, преподаватель физики и механики, проектировщик и просто замечательный человек, Карл Иванович за два года смоделировал основу будущего ансамбля… (Много лет спустя, в день, когда газеты опубликуют сообщение о прорыве блокады, документалисты сфотографируют на Невском пожилого ленинградца, с радостным волнением читающего газету. Им окажется Розенштейн.) Уже завершилось возведение стен, когда он предложил художнику-архитектору Андрею Ивановичу Белогруду (1875—1933) переделать фасады обоих домов. В это время Белогруд работал в фирме Е. И. Гонцкевича, увлекаясь неоклассицизмом, неоготикой и модерном, и к моменту предложения изменить ансамбль домов, начатых Розенштейном, только-только завершил строительство собственного дома (Каменноостровский, 112), где жил до своей смерти.

Первый дом, к которому приступил Белогруд, в современной напоминает архитектуру флорентийских зданий, что не характерно для Петербурга. Иногда его называют «домом с фигурами». Дом отличается богатым художественным оформлением помещений: красивая лепка, изящные камины, входные двери отделаны под красное дерево. Что касается лестничной клетки парадного входа, то узость участка не позволяла расположить ее в традиционном прямоугольнике. Тогда архитектор спроектировал ее в виде эллипса. Очевидцы вспоминают, что беломраморный пол лестницы отлично сочетался с ультрамарином криволинейных стен. На площадках висели алебастровые светильники в виде тарелок, а покрытые белым рояльным лаком изогнутые перила держались на черных давленого железа фигурных балясинах. Отделка квартир была тщательна продумана. Так вход в гостиную был оформлен парными колоннами ионического ордера. По углам плафона были медальоны с изображениями Дня, Ночи, Утра и Вечера.

Дом №77 имеет уникальные перекрытия из цельных двутавровых балок длиной от уличного до дворового фасада — именно за счет этой конструкции дом уцелел, когда в блокадном 1942 перед ним упали две фугасные бомбы. (Воронка, образовавшаяся в результате взрыва, «покрыла» всю ширину Большого проспекта.) Все коммуникации скрыты: электрические провода в медных трубах, водопроводные и вентиляционные каналы, трубы парового отопления — все находится в толще стен. Для облицовки фасада этого дома (выше третьего этажа) впервые в России был использован шлакобетон — фактура и рустовка создают ощущение каменных блоков. Кроме того, шлакобетон плохо проводит тепло, и благодаря толстым кирпичным стенам и шлакобетонной облицовке в доме тепло зимой и всегда прохладно в летнюю жару. Перспектива жилого дома (пл. Л.Толстого, 35а). Во время работы над «домом с фигурами» Белогруду посчастливилось ненадолго съездить в Италию. Свежие впечатления от поездки, а также многолетнее изучение британского зодчества дали ему тот необычайный творческий взлет фантазии, который помог воплотить проект «дома с башнями» (№35а/75). Перед архитектором стояла сложная эстетико-математическая задача. В «наследство» от Розенштейна ему перешел несколько аморфный остов здания, по углам которого на площадь были вынесены бельведеры — к тому времени уже «недопустимо традиционные». Кроме того, в объем здания было включено громоздкое четырехэтажное строение, чуждое всей картине в целом. Таким образом, предстояло создать исключительный, резко выделяющийся дом, который должен был отличаться особенной броскостью, выгодной для эксплуатации его как дома доходного.

Если Розенштейн увлекался новейшими технологиями, то Белогруд — средневековьем. Его облик — это плащ, кожаные краги и неизменная фетровая шляпа с полуопущенными полями. Его Италия — это замок святого ангела, Палаццо веккио и площадь святого Марка, а не Виктор-Эммануил на коне и его окружение, воплощающее дурновкусие и пошлость упадочной архитектуры Италии. Белогруд решил не прибегать к паллиативным мероприятиям. Банальные бельведеры превратились в полнозвучные башни — увлеченный средневековыми мотивами, архитектор сумел создать совершенно оригинальную композицию по аналогу башен замка Maxstoke в английском графстве Warwickshire. Будучи симметричными и шестигранными, они вздымаются выше основного массива здания и ежесекундно приковывают к себе тысячи взглядов — ведь прохожие, следующие по Большому проспекту, просто не в силах смотреть куда-либо еще, кроме как на этот чудный замок, увенчивающий проспект! В одной из башенок суждено было «закрепоститься» биллиардной, во второй — кабинету владелицы верхней квартиры. Большое внимание архитектор уделил прорисовке деталей здания, в особенности — орнаментике балконов, стрельчатых арок и окон. Очертания оконных проемов различны: это и циркульные, и круглые, прямоугольные, и двойные полуциркульные, разделенные тонкими ордерными колоннами… Эффект фасадов подчеркнут их окраской в цвет песчаника для стен и в коричневый — для деталей.

Любовь, с которой автор относился к постройке, проявлялась в каждом клочке бумаги, относящемуся к проекту — множество исчерченных карандашом фотографий, сделанных с каркаса здания… «Архитектор построенного эскиза», — так называли Белогруда современники. И действительно, поскольку строительство осуществляли сам владелец дома и его единомышленник, здание возводилось сверхпрочным, с повышенным уровнем инженерного оснащения, и оказалось живописнее во сто крат. Правда, не все современники на «ура» приняли подобный art nouveau. Г. К. Лукомский пишет в своей книге «Современный Петербург — 1900—1915»: «Мы видим, что по проекту одного и того же способного и культурного зодчего строятся неподалеку друг от друга (на углу Большого и Каменноостровского проспектов) два рядом стоящих здания — в разных стилях, без соответствия в отношении гармонии масс — нет элементарного для любого "европейского" города правила».

Так или иначе, основная ценность работы Белогруда — в стремлении уйти от точного копирования образцов прошлого, от рутинерского, казенного отношения к архитектурному творчеству. Кроме того, следует помнить, что представленный ансамбль — практически единственная крупная работа архитектора (есть еще несколько построек на Петроградской стороне, в том числе неоднозначный «Спортинг-палас»).

Дом, обращенный фасадом на площадь Льва Толстого, имеет боковые фасады: на ул. Л. Толстого (д. №2) — был неудачно закончен в 1936 году и на Большой проспект (д.№75). Первый этаж высокий, имеет стрельчатые витрины. До революции в нижнем этаже здания размещалось управление городских железных дорог; с 1921 года — кинотеатр «Элит». Его интерьер был также выдержан в средневековом духе: с двух сторон от экрана стояли рыцари в латах и доспехах. Интимность небольшому партеру — и ложе в конце ее — придавали черные бархатные портьеры, расшитые золотом. В оркестровой яме стоял рояль, на которой тапер аккомпанировал волнующим мелодрамам начала века. Далее место на первом этаже последовательно занимали кинотеатры «Конкурент», «Резец» и, наконец, с 1930 — «АРС» (небольшой, на 248 мест и входом с улицы Л. Толстого) — закрыт в 1972 году. В 50-х гг. как памятник архитектуры дом взят под государственную охрану. В 1978 году первый этаж капитально переделан под театральное помещение.

Нынче же в здании размещается блистательный театр «Русская антреприза» им. Андрея Миронова, где проводятся прекрасные спектакли, выдержанные в лучших традициях рафинированного искусства. Интерьерам театра можно посвятить отдельную статью. Своеобразным символом театра стал висящий ребром вниз кубик для игры в кости, с которого вот-вот соскользнёт бархатная капелька крови…